Небо. Парашют. Юноша - Страница 28

Зато, когда Ингин купол наконец раскрылся, по толпе прокатился изумленно-облегченный вздох. А через секунду Инга приземлилась прямо перед нами. Вы не поверите, но ее разрумянившееся лицо изменилось – оно стало добрее и мягче, как после секса с любимым мужчиной! Она улыбалась так тепло, что даже такого подозрительного человека, каким себя я считаю, подкупила искренность этой улыбки. И я улыбнулась ей в ответ. Несмотря на то что смотрела Инга сквозь меня.

А куда ей было еще смотреть – конечно же на Кирилла Калинина. Только в тот момент я поняла, что все это делалось не ради глупой мести какой-то там преподавательнице, а для него. Для него одного, и точка.

В тот момент, расчувствовавшись, я даже зауважала капризную красавицу. Ничего не поделаешь, ее любовь к Кириллу Калинину была такой же искренней и сильной, как моя. А может быть… Нет, об этом мне и думать не хотелось, но, может быть, и намного-намного сильнее.

И мне стало страшно – ведь сам-то Кирилл никак не отреагировал на такую самоотверженность. Из-за него Ингу скорее всего отчислят из университета, а он… только и смог панибратски хлопнуть ее по плечу и сказать:

– Поздравляю, мать! Ты у нас молодец!

А Инге большего и не надо было. Она горда, и на лице ее сияет умиротворенная улыбка. Улыбка женщины, которой удалось угодить мужчине ее мечты.

Интересно, а со стороны я тоже смотрюсь такой же зомбированной?

* * *

– Кашеварова, старая вешалка! – звенел в телефонной трубке бодрый Леркин голос. – Ты не забыла, что в субботу у меня девичник?

– Что? – сонно переспросила я, пытаясь плечом удержать возле уха трубку и одновременно протереть кулаками глаза. Если честно, в тот момент я не то чтобы не помнила про какой-то субботний девичник, я с трудом могла бы произнести свое имя-отчество. Ну, если только по слогам.

– Девичник! – назойливо жужжала Лерка. – Женская вечеринка перед свадьбой.

– Конечно, не забыла, – уже более осмысленно произнесла я, усаживаясь на кровати. Глаза никак не хотели открываться. – А нельзя было напомнить мне об этом парой часиков позже?

– Уже десять, – возмутилась Лера, – и сегодня рабочий день.

– Да? Тогда почему же тебя самой нет в офисе? – злорадно парировала я.

– Кашеварова, я же невеста! – препротивненьким голосом напомнила моя лучшая подруга. – У меня столько дел, что не до работы мне. А вот ты могла бы…

– А вот мне надо устраивать личную жизнь, – перебила я, – чем я и занималась всю сегодняшнюю ночь, вплоть до половины шестого утра. Слушай, Лерка, вчера такое было! Представляешь, этот Кирилл мне все-таки позвонил, и мы…

– Сань, можно я тебе через полчасика перезвоню? – прервала она мои радостные излияния. – Я собираюсь бежать в магазин за перчатками.

– За какими еще перчатками? – Я, конечно, неоднократно слышала о том, что, выходя замуж, женщина теряет толику сообразительности, но не подозревала, что процесс этот происходит с такой молниеносной скоростью. – Лето на дворе…

– За свадебными. Хочу белые, шелковые, до предплечья. Нигде не могу найти.

Я нарочито громко зевнула. С какой стати я должна выслушивать жалобный монолог о дефицитных свадебных перчатках, если эта эгоистичная барышня, которую я ошибочно считала ближайшей подругой, не интересуется свежими новостями моей личной жизни. Уж я-то могла рассказать ей такого, что она бы мигом про свои перчатки никчемные позабыла.

– Так что в субботу, в семь часов. Не опаздывай.

– Хорошо.

Что ж, по крайней мере девичник – это самая, на мой взгляд, соблазнительная часть бракосочетания. Ватага развеселых одиноких подружек собирается, чтобы порвать ночь на мелкие кусочки, кутить до самого рассвета, выпить максимально возможное количество коктейлей «Мохитос», наведаться в клуб, где загорелые стриптизеры с зализанными волосами бодро пляшут на барных стойках, заманчиво поигрывая переразвитой мускулатурой.

– Я заказала столик в «Итальянце».

– Где? Не слишком ли там цивильно? – удивилась я. – Я думала, мы в «Маккой» пойдем или в «Петрович».

– Слишком цивильно? – Я не видела Леркиного лица, но готова была поклясться, что после этих слов она надменно приподняла брови. – Зато там вкусно. И шикарно.

– Ну ладно, тебе решать, – пожала я плечами, – но потом мы пойдем в «Красную Шапочку». Да? На стриптиз?

– Все никак не угомонишься, Кашеварова? – вздохнула Лерка. – Стара я стала по стрип-барам разгуливать. И потом, у меня соберется компания, которая, боюсь, этого не одобрит.

– Какая еще компания? – подозрительно переспросила я.

– Варвара из Питера приедет специально.

– О, нет… – протянула я.

Варвара – двоюродная Леркина сестра. Она на три года младше меня, но нежный возраст не мешает ей изрекать суждения, которые больше подошли бы сорокапятилетней благоустроенной матери семейства. Варвара похожа на тургеневскую девушку. Или на фарфоровую пастушку – вся такая трепетная, нежная и раздражающе хрупкая, что в ее присутствии мне неудержимо хочется смачно выругаться матом, станцевать сальсу на столе и, перевирая факты, рассказать о своих похождениях на тропе межполовой войны. Я с детства почему-то не любила таких вот «правильных» девушек. Варвара всегда выглядит так, словно она только что вырулила из салона красоты, где провела пять часов подряд. На ее розовом от дорогого тонального крема лице цветет мудрая полуулыбка, говорит она тихим голосом, ко всем окружающим обращается на «вы», знает, чем отличается ножик для бутербродов от десертного ножа. Всегда держит спину прямо, носит юбки не выше колена и до сих пор краснеет в присутствии мужчин. Потому что в жизни такой девушки, как Варвара, может быть только один мужчина. Так и есть – замужем она с восемнадцати лет и воспитывает пятилетнего сына, такого же правильного, как и она сама.